Тяжелое округлое здание мэрии возвышалось над площадью, как пятиэтажный бастион. Почти все окна были темны, только в некоторых горел свет, и еще тускло и желтовато светились выведенные наружу колодцы лифтов. Лагерь фермеров окружал здание кольцом, между телегами и мэрией пролегало пустое пространство, освещенное яркими фонарями на фигурных чугунных столбах. Под фонарями толклись фермеры, почти все с оружием, а напротив них, у входа в мэрию, стояла шеренга полицейских – судя по знакам различия, преимущественно сержантов и офицеров.

Андрей уже проталкивался через вооруженную толпу, когда его окликнули. Он остановился и завертел головой.

– Да здесь я, вот он я! – гаркнул знакомый голос, и Андрей увидел наконец дядю Юру.

Дядя Юра вперевалочку приближался к нему, заранее отводя ладонь для рукопожатия – все в той же гимнастерочке, в пилотке набекрень, и известный Андрею пулемет висел у него на широком ремне через плечо.

– Здорово, Андрюха, городская твоя душа! – провозгласил он, с треском ударяя своей жесткой ладонью в ладонь Андрея. – А я тут все тебя ищу, буча идет, нет, думаю, не может быть, чтобы нашего Андрюхи тут не было! Он – парень заводной, думаю, обязательно где-нибудь тут же крутится…

Дядя Юра был основательно на взводе. Он стащил пулемет с плеча, оперся на ствол подмышкой, как на костыль, и продолжал с той же горячностью:

– Я туда, я сюда – нет Андрюхи. Ах ты, ядрит твою, думаю, что же это такое? Фриц твой белобрысый – этот здесь. Толкается среди мужиков, речи произносит… А тебя нет как нет!

– Подожди, дядя Юра, – сказал Андрей. – Ты-то чего сюда приперся?

– Права качать! – ухмыльнулся дядя Юра. Борода его раздвинулась веником. – Исключительно для этой цели сюда прибыл, но ничего у нас тут, видно, не получится. – Он сплюнул и растер огромным сапожищем. – Народ – вша. Сами не знают, чего пришли. То ли просить пришли, то ли требовать пришли, а может, не то и не другое, а просто по городской жизни соскучились – постоим здесь, засрем ваш город, да и назад, по домам. Говно народ. Вот… – Он обернулся и помахал кому-то рукой. – Вот, к примеру, возьми Стася Ковальского, дружка моего… Стась! Стась, т-твою… Иди сюда!

Стась подошел – худой сутулый мужик с унылыми вислыми усами и редкой шевелюрой. От него так и шибало самогоном. На ногах он держался исключительно инстинктивно, однако то и дело воинственно вскидывал голову, хватался за странный автомат-коротышку, висящий у него на шее, и, с огромным трудом приподнимая веки, угрожающе оглядывался по сторонам.

– Вот – Стась… – продолжал дядя Юра. – Ведь воевал же, Стась, воевал, ну скажи! Нет, ты скажи: воевал? – требовал дядя Юра, горячо обхватив Стася за плечи и качаясь вместе с ним.

– Хэ! Хо!.. – откликнулся Стась, всем своим видом стараясь показать, что воевал, что еще как воевал, слов нет выразить, как воевал.

– Он пьяный сейчас, – объяснил дядя Юра. – Он не может, когда солнца нет… О чем это я? Да! Ты спроси его, дурака, чего он здесь топчется? Оружие есть. Ребята боевые есть. Ну, чего еще, спрашивается?

– Подожди, – сказал Андрей. – Чего вы хотите?

– Так я же тебе и говорю! – проникновенно сказал дядя Юра, выпуская Стася, которого сразу же по длинной дуге унесло в сторону. – Я тебе втолковываю! Один раз давануть на гадов – и все! У них же пулеметов нет! Сапогами затопчем, шапками закидаем… – Он вдруг замолчал, снова вскинул на спину пулемет. – Пошли.

– Куда?

– Выпьем. Надо допивать все к чертовой матери и ехать отсюда по домам. Чего, в самом деле, время тратить? У меня там картошка гниет… Пошли.

– Нет, дядя Юра, – сказал Андрей извиняющимся голосом. – Не могу сейчас. Мне в мэрию надо.

– В мэрию? Пошли! Стась! Стась, т-твою…

– Да подожди, дядя Юра! Ты же… того… не пустят тебя.

– М-меня? – взревел дядя Юра, сверкнув глазами. – А ну, пошли! Посмотрим, кто там меня не пустит. Стась!..

Он обхватил Андрея за плечи и поволок через пустое, ярко освещенное пространство прямо на шеренгу полицейских.

– Ты пойми, – горячо бормотал он прямо в ухо упирающемуся Андрею. – Страшно, понял? Никому не говорил, тебе скажу. Жутко! А если оно теперь вовсе не загорится больше, а? Затащили нас сюда и бросили… Нет, пусть объяснят, пусть правду скажут, суки, а так жить нельзя. Я спать перестал, понял? Такого со мной и на фронте не бывало… Ты думаешь, я пьяный? Ни хрена я не пьяный – это страх, страх во мне ходит!..

У Андрея озноб пошел по спине от этого горячечного бормотания. Он остановился шагах в пяти от шеренги (ему казалось, что на площади все стихло и все смотрят на него – и полицейские, и фермеры) и, стараясь говорить внушительно, произнес:

– Ты вот что, дядя Юра. Я сейчас схожу, улажу один вопрос насчет моей газеты, а ты меня здесь подожди. Потом пойдем ко мне и обо всем как следует поговорим.

Дядя Юра изо всех сил замотал бородой.

– Нет, я с тобой. Мне тоже надо один вопрос уладить…

– Да не пустят тебя! И меня из-за тебя не пустят!

– Пойдем, пойдем… – приговаривал дядя Юра. – Как так – не пустят? Почему? Мы – тихо, благородно…

Они были уже совсем рядом с шеренгой, дородный капитан полиции в щегольской форме, с расстегнутой кобурой слева на поясе шагнул им навстречу и холодно осведомился:

– Вам куда, господа?

– Я главный редактор «Городской газеты», – сказал Андрей, тихонько отпихивая дядю Юру, чтобы не обнимался. – Я должен встретиться с господином политическим консультантом.

– Попрошу документы, – обтянутая лайкой ладонь протянулась к Андрею.

Андрей достал удостоверение, отдал капитану и покосился на дядю Юру. К его удивлению, дядя Юра стоял теперь спокойно, пошмыгивал носом и то и дело поправлял ремень своего пулемета, хотя никакой надобности в этом не было. Глаза его, вроде бы и не пьяные совсем, неторопливо шарили по шеренге.

– Можете пройти, – вежливо сказал капитан, возвращая удостоверение. – Хотя должен вам сказать… – Он не окончил и обратился к дяде Юре: – А вы?

– Это со мной, – поспешно сказал Андрей. – В некотором роде представитель… э-э… части фермеров.

– Документы!

– Какие у мужика могут быть документы? – сказал дядя Юра с горечью.

– Без документов не могу.

– Почему же это нельзя без документов? – совсем огорчился дядя Юра. – Без какой-то бумажки паршивой я, значит, уже и не человек?

Кто-то жарко задышал Андрею в затылок. Это Стась Ковальский, все еще воинственно взбрыкивая и пошатываясь, подпирал теперь тыл. По освещенному пространству вяло, словно бы нехотя, подтягивались еще какие-то люди.

– Господа, господа, не скапливаться! – нервно сказал капитан. – Да проходите же, сударь! – зло прикрикнул он на Андрея. – Господа, назад! Скапливаться запрещено!..

– То есть если у меня бумажки какой-то исчириканной нет, – сокрушался дядя Юра, – то уже мне, значит, ни проходу, ни проезду…

– Дай ему в рыло! – неожиданно ясным голосом предложил сзади Стась.

Капитан схватил Андрея за рукав плаща и резко рванул на себя, так что Андрей сразу же очутился за спинами шеренги. Шеренга быстро сомкнулась, заслоняя от него фермеров, столпившихся перед капитаном, и он, не дожидаясь дальнейшего развития событий, быстро зашагал к сумрачному, слабо освещенному порталу. За спиной гудели:

– Хлеб им давай, мясо им давай, а как пройти куда-нибудь…

– Па-апрашу не скапливаться! Имею приказ арестовывать…

– Почему представителя не пропускаешь, а?

– Солнце! Солнце, сволочи, когда обратно зажжете?

– Господа, господа! Ну при чем тут я?

По беломраморной лестнице навстречу Андрею, звеня подковками, сыпались новые полицейские. Эти были вооружены винтовками с примкнутыми штыками. Сдавленный голос скомандовал: «Баллоны приготовить!» Андрей дошел до верха лестницы и оглянулся. Освещенное пространство было теперь усеяно людьми. Фермеры, кто медленно, а кто и бегом, двигались от своего стойбища к большой черной куче образовавшегося толковища.

Андрей с усилием оттянул на себя дверь – тяжелую, высокую, обитую медью – и вошел в вестибюль. Здесь тоже было полутемно, и стоял резкий явственный запах казармы. В роскошных креслах, на диванах и прямо на полу спали вповалку полицейские, укрывшись шинелями. На слабо освещенной галерее, тянувшейся под потолком вдоль трех стен вестибюля, маячили какие-то фигуры. Андрей не разобрал, было ли у них оружие.