– Как раз в два часа за мной пришли, – сказал он. – Я мыл лестницы.

– А до этого?

– А до этого я собирал мусор, мне помогала Мэйлинь, потом она пошла спать, а я пошел мыть лестницы.

– Да, – сказал Андрей. – Так я и думал. Ладно, до свиданья, Ван. Прости, что так получилось… Или нет, подожди, я тебя провожу…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Прежде чем вызвать Изю, Андрей все продумал заново.

Во-первых, он запретил себе относиться к Изе с предубеждением. То, что Изя циник, всезнайка и болтун, то, что он готов высмеять – и высмеивает – все на свете, что он неопрятен, брызгает, когда разговаривает, мерзко хихикает, живет с вдовой как альфонс и неизвестно каким образом зарабатывает себе на жизнь, – все это в данном случае не должно было играть никакой роли.

Надлежало также выкорчевать без остатка примитивную мысль, что Кацман есть простой распространитель панических слухов о Красном Здании и о прочих мистических явлениях. Красное Здание – реальность. Загадочная, фантастическая, непонятно зачем и кому понадобившаяся, но – реальность. (Тут Андрей полез в аптечку и, глядясь в маленькое зеркальце, помазал сочащуюся гулю зеленкой.) В этом плане Кацман – прежде всего свидетель. Что он делал в Красном Здании? Как часто там бывает? Что может о нем рассказать? Какую папку он оттуда вынес? Или папка действительно не оттуда? Действительно из старой мэрии?..

Стоп, стоп! Кацман неоднократно проговаривался… нет, не проговаривался, конечно, а просто рассказывал о своих экскурсиях на север. Что он там делал? Антигород тоже где-то на севере! Нет, Кацмана я задержал правильно, хоть и впопыхах. Так ведь оно всегда и бывает: все начинается с простого любопытства, сунет человек свой любопытный нос куда не следует, а потом и пикнуть не успел, как его уже завербовали… Почему он никак не хотел отдать мне эту папку?.. Папка явно оттуда. И Красное Здание оттуда! Тут шеф явно что-то недодумал. Ну, это-то понятно – у него не было фактов. И ему не пришлось там побывать. Да, распространение слухов – это страшная штука, но Красное Здание пострашнее любого слуха. И страшно даже не то, что люди исчезают в нем навсегда, – страшно, что иногда они оттуда выходят! Выходят, возвращаются, живут среди нас. Как Кацман…

Андрей чувствовал, что ухватился сейчас за главное, но ему недоставало смелости проанализировать все до конца. Он знал только, что Андрей Воронин, который вошел в дверь с медной ручкой, был совсем не тот Андрей Воронин, который вышел из этой двери. Что-то сломалось в нем там, что-то утратилось безвозвратно… Он стиснул зубы: «Ну нет, здесь вы просчитались, господа хорошие. Не надо было вам меня выпускать. Нас так просто не сломаешь… не купишь… не разжалобишь…»

Он криво ухмыльнулся, взял чистый лист бумаги и написал на нем крупными буквами: «КРАСНОЕ ЗДАНИЕ – КАЦМАН. КРАСНОЕ ЗДАНИЕ – АНТИГОРОД. АНТИГОРОД – КАЦМАН». Вот как все это получается. Нет, шеф. Нам не распространителей слухов искать надо. Нам надо искать тех, кто вернулся из Красного Здания живым и невредимым – искать их, вылавливать, изолировать… или устанавливать тщательнейшее наблюдение… Он написал: «Побывавшие в Здании – Антигород». Так что пани Гусаковой придется-таки рассказать все, что она знает про своего Франтишека. А флейтиста, наверное, можно выпустить. Впрочем, ладно, не о них речь… Может быть, шефу позвонить? Спросить благословения на переориентировку? Рановато, пожалуй. Вот если мне удастся расколоть Кацмана… Он снял трубку.

– Дежурный? Задержанного Кацмана ко мне в тридцать шестую.

…А расколоть его не только должно, но и можно. Папка. Тут уж он не открутится… У Андрея мелькнула на мгновение мысль, что не совсем этично ему заниматься делом Кацмана, с которым неоднократно выпивалось и вообще… Но он одернул себя.

Дверь отворилась, и задержанный Кацман, осклабясь и засунув руки в лоснящиеся карманы, разболтанной походочкой вступил в камеру.

– Садитесь, – сухо сказал Андрей, показав подбородком на табурет.

– Благодарю вас, – отозвался задержанный, осклабляясь еще шире. – Я вижу, вы еще не очухались…

Все ему, мерзавцу, было как с гуся вода. Он уселся, дернул бородавку на шее и с любопытством оглядел кабинет.

И тут Андрей похолодел. Папки при задержанном не было.

– Где папка? – сказал он, стараясь говорить спокойно.

– Какая папка? – нагло осведомился Кацман.

Андрей сорвал трубку.

– Дежурный! Где папка задержанного Кацмана?

– Какая папка? – тупо спросил дежурный. – Сейчас посмотрю… Кацман… Ага… У задержанного Кацмана изъяты: носовых платков – два, кошелек пустой, подержанный…

– Папка там есть в описи? – гаркнул Андрей.

– Папки нет, – отозвался дежурный замирающим голосом.

– Принесите мне опись, – хрипло сказал Андрей и повесил трубку. Потом он исподлобья поглядел на Кацмана. От ненависти у него шумело в ушах. – Еврейские штучки… – сказал он, сдерживаясь. – Где ты девал папку, сволочь?

Кацман откликнулся немедленно:

– «Она схватила ему за руку и неоднократно спросила: где ты девал папку?»

– Ничего… – сказал Андрей, тяжело дыша носом. – Это тебе не поможет, шпионская морда…

На лице Изи мелькнуло изумление. Впрочем, через секунду он уже вновь ухмылялся своей отвратительно-издевательской ухмылкой.

– Ну как же, как же! – сказал он. – Председатель организации «Джойнт» Иосиф Кацман, к вашим услугам. Не бейте меня, я и так все скажу. Пулеметы спрятаны в Бердичеве, место посадки обозначим кострами…

Вошел испуганный дежурный, неся перед собой в далеко вытянутой руке листок описи.

– Нету тут папки, – пробормотал он, кладя листок перед Андреем на край стола и отступая. – Я в регистратуру звонил, там тоже…

– Хорошо, идите, – сказал Андрей сквозь зубы.

Он взял чистый бланк допроса и, не поднимая глаз, спросил:

– Имя? Фамилия? Отчество?

– Кацман Иосиф Михайлович.

– Год рождения?

– Тридцать шестой.

– Национальность?

– Да, – сказал Кацман и хихикнул.

Андрей поднял голову.

– Что – да?

– Слушай, Андрей, – сказал Изя. – Я не понимаю, что это с тобой сегодня происходит, но имей в виду, ты на мне всю свою карьеру испортишь. Предупреждаю по старой дружбе…

– Отвечайте на вопросы! – произнес Андрей сдавленным голосом. – Национальность?

– Ты лучше вспомни, как у врача Тимашук орден отобрали, – сказал Изя.

Но Андрей не знал, кто такая врач Тимашук.

– Национальность!

– Еврей, – сказал Изя с отвращением.

– Гражданство?

– Эс-эс-эс-эр.

– Вероисповедание?

– Без.

– Партийная принадлежность?

– Без.

– Образование?

– Высшее. Пединститут имени Герцена. Ленинград.

– Судимости имели?

– Нет.

– Земной год отбытия?

– Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой.

– Место отбытия?

– Ленинград.

– Причина отбытия?

– Любопытство.

– Стаж пребывания в Городе?

– Четыре года.

– Нынешняя профессия?

– Статистик управления коммунального хозяйства.

– Перечислите прежние профессии.

– Разнорабочий, старший архивариус Города, конторщик городской бойни, мусорщик, кузнец. Кажется, все.

– Семейное положение?

– Прелюбодей, – ответствовал Изя, ухмыляясь.

Андрей положил ручку, закурил и некоторое время рассматривал задержанного сквозь голубой дымок. Изя был осклаблен, Изя был взлохмачен, Изя был нагл, но Андрей хорошо знал этого человека, и он видел, что Изя нервничает. По-видимому, ему было из-за чего нервничать, хотя от папки он сумел избавиться, прямо скажем, ловко. По-видимому, он понимал теперь уже, что берутся за него по-настоящему, и поэтому глаза его нервно щурились, а уголки осклабленного рта подрагивали.

– Вот что, подследственный, – сказал Андрей с хорошо отработанной сухостью. – Я настоятельно рекомендую вам вести себя прилично перед лицом следствия, если вы не хотите ухудшить своего положения.

Изя перестал улыбаться.